Уходить в развалины решили под утро. Во-первых – даже ночные гуляки и уличная шпана к четырем-пяти часам утра расползаются по домам и ночлежкам, а во-вторых – каботажники возвращаются из развалин в башни и боевики кланов уходят в подземные лаборатории и мастерские, поскольку делать до следующей ночи им больше нечего – товар передали и отправку обеспечили.

После бегства из башни ван Хорна Людвиг привез их в «свою лачугу» – большой пустой ангар с бетонными пенами и гофрированной крышей.

– Купил по случаю, когда еще деньги были, – похвастался он, – думал, ремонтную мастерскую устроить, да куда там.

На бетонном полу кое-где стояли лужи – с дырявой крыши во время дождя натекало, в дальнем углу было оборудовано что-то вроде жилой комнаты: стол и несколько стульев, походная армейская кровать и холодильник, забитый консервами. Огромный металлический ящик, заменяющий хозяину шкаф, довершал картину домашнего уюта.

Людвиг загнал глидер прямо в ангар. Полубой вытащил Сандерса, на плече донес его до койки и положил на нее.

– Вас надо перевязать, – непререкаемым тоном заявила Виктория, – снимайте плащ и майку.

Полубой без возражений снял плащ, осторожно стянул майку – она присохла к ране. Людвиг цокнул языком.

– Чем это?

– Стрела.

– Чуть левее и ниже и все, отпрыгался бы. Погоди, у меня аптечка есть.

Из-под кровати он вытянул плоский ящик, доверху набитый армейскими аптечками с надписью на ново-дойче.

– Со службы остались, – пояснил он.

– Так им сколько лет? – возмутилась Виктория.

– А чего им сделается? Упакованы герметично, хоть сто лет пролежат, – он рванул зубами клапан, воздух с хлопком проник внутрь аптечки, – ну, что я говорил!

Полубой подал свою флягу, пояснив, что там спирт. Людвиг оживился было, заявив, что «фирменную» лучше всего настаивать на спирту, но мичман сказал, что это только для медицинских целей. Виктория чистой тряпкой обработала рану. Края были покрасневшие, но чистые.

– Зашить бы надо, – задумчиво сказала она.

– Не надо, – сказал Людвиг, вынимая из аптечки тюбик, – края у дырки сожми, а этой штукой заклей. Через сутки срастется, а от клея и следа не будет.

Виктория подсела на кровать к Сандерсу, нащупала пульс. Он был слабый, но ровный и дыхание спокойное, без одышки. Видимо, заряд парализатора задел Дика по касательной.

– Почему вы не убили Алекса? – спросила Виктория, посмотрев на Полубоя, который устроился в продавленном кресле.

– Не успел, – мрачно ответил мичман.

– Не хотите говорить – не надо, но я видела, что стоило вам пошевелить рукой, и он был бы мертв. Что будем делать?

– Отдыхать, – отрезал мичман, – а утром пойдем в развалины. Кстати, мы видели Разиню Якобса.

– Что он сказал?

– Чтобы вы забрали его и перенесли в Гной. Мол, там его кто-то вылечит. Впрочем, с ним Сандерс говорил, вот его и спросите.

Виктория устроилась на трех стульях. Людвиг принес ей надувную подушку и плед с электроподогревом. Подогрев не работал, но сам плед из шерсти таирского мериноса был очень теплым. Ее знобило, и следа не осталось от эйфории, охватившей ее в башне. Глаза слипались, и в конце концов она задремала, под перестук инструментов, которыми Людвиг обследовал глидер.

– Эх, хороша тачка, – бормотал он себе под нос, осматривая висящую на цепях машину, – Слышь, Касьян, – вполголоса позвал он, – не спишь?

– Нет.

– Откуда глидер-то?

– Взаймы взяли у Сигевары, – буркнул Полубой. У него тоже глаза закрывались помимо воли, но заснуть он никак не мог – напряжение схватки не отпускало. Кроме того, бок зудел, будто кто-то ползал под кожей.

– Хе-хе-хе, – старик рассыпал мелкий ехидный мех, – а на кой он вам?

– Взорвем к чертовой матери. Люблю фейерверки.

– Хе-хе… шутишь? А продайте мне, а? Денег, правда, нет, но как заработаю – отдам.

– Забирай.

– Правда? – Людвиг хлопнул себя по тощим ляжкам, метнулся к холодильнику, достал бутылку «фирменной» и налил в два стакана.

Полубой, прикрыв один глаз, молча наблюдал за ним. Людвиг поднес ему стакан и умильно заглянул в глаза.

– А цену какую спросишь?

Полубой, кряхтя, выпрямился в кресле, взял стакан, чокнулся с Людвигом и залпом проглотил настойку.

– Ящик консервов, – ответил он сдавленным голосом.

Людвиг выпучил глаза.

– Не врешь? Глидер тысяч восемь с половиной, а то и девять стоит!

– Не вру. Все, отец, дай поспать. – Полубой снова развалился в кресле и закрыл глаза.

Людвиг накрыл его драным пальто, допил свой стакан и решительно направился к глидеру.

Сандерс очнулся почти в полной темноте. Последнее, что он помнил, была ослепившая его вспышка парализатора. Он рывком сел на постели, огляделся. Рядом в кресле похрапывал Полубой, на стульях спала накрытая пледом Виктория. Или Вера? Или Паулина?… решив разобраться с этим вопросом позже, Сандерс поднялся. В теле была неприятная слабость, кроме того, он ощущал зверский голод.

Неподалеку, на цепях, висел глидер с открытыми дверцами, капотом и багажником. Из кабины доносилось гнусавое пение и негромкий стук. Сандерс подошел поближе и заглянул внутрь.

– Во! Как живой, – увидев его, воскликнул перепачканный смазкой Людвиг, – очухался? Ну и молодец.

– А ты чего, разбираешь его, что ли? – спросил Сандерс.

– Ограничители снимаю, – пояснил Людвиг, – хозяин у него дурак был. Как летал – непонятно.

– Слушай, пожрать есть чего-нибудь?

– В холодильнике консервы. Если хочешь, «фирменная» там же стоит.

Сандерс вскрыл первую попавшуюся банку, в которой оказались бобы с мясом, подумал, плеснул треть стакана настойки, проглотил и навалился на консервы. Он уже почти прикончил банку, когда на стульях зашевелилась Виктория.

Посмотрев на Сандерса, она улыбнулась.

– У тебя фасоль на подбородке.

Сандерс вытер ладонью лицо.

– Привет. Как себя чувствуешь?

– Не очень, – поморщилась она, – а ты?

– Слабость. Сколько я валялся, а главное, как мы сюда попали?

– Людвиг привез, – Виктория встала, закинула руки за голову, поправляя волосы, – мы с твоим другом тебя на двух антигравах с башни спустили. Чуть не гробанулись. А спал ты три с половиной часа. Людвиг! – крикнула она.